А.А. Ухтомский родился 13 (25) июня 1875 года в сельце Вослома Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии, родовом имении своего отца, князя А.Н. Ухтомского, вышедшего в отставку военного моряка Балтийского флота. Род Ухтомских происходил от Великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо.

В семье Алексея Николаевича было пятеро детей. В 1876 году Алексей-мл. был взят на воспитание одинокой сестрой отца, Анной Николаевной, которая жила в собственном доме в г. Рыбинске (сейчас на этом месте Дом-музей ученого). А.А. в «Автобиографии» называл А.Н. Ухтомскую «главною воспитательницею и спутницею вплоть до ее кончины в 1898 г.», а в письмах рассказал, что уход любимой тети был для него таким потрясением, что он решил никогда не иметь отношений более близких, чем дружеские.

В 1884 году А.А. поступил в Рыбинскую мужскую классическую гимназию, но по решению отца, в 1888 году, не закончив полного курса классической гимназии, он поступает в Нижегородский кадетский корпус имени графа Аракчеева, который закончил сам А.Н. В этот период значительное влияние на него оказал Иван Петрович Долбня – преподаватель математики, знакомивший учащихся с широким спектром проблем естествознания. Позже А.А. Ухтомский назовёт его «учителем мысли».

В кадетском корпусе Ухтомский проявил заинтересованность не только в физико-математических дисциплинах, но и в философии, психологии, этике и литературе. 16-летним юношей он делал выписки из произведений Достоевского и Гете, сопровождая их своими рассуждениями. К восемнадцати годам он знакомится с трудами Аристотеля, Декарта, Спинозы, Плутарха, Джемса и других учёных и философов.

В 1894 году по совету И.П. Долбни он поступает на словесное отделение Московской духовной академии, которую окончил в 1899 году со степенью кандидата богословия. В Академии А.А. «занимался теорией познания и историческими дисциплинами».

Тема диссертации Ухтомского – «Космологическое доказательство Бытия Божия»: анализ теории Канта – Лапласа. В ней он выдвигает тезис о неограниченных возможностях человеческого разума, об уникальности каждой личности. И ставит перед собой задачу: «Автономия науки – вот принцип, который я должен освободить от нападений богословствующего разума».

Позднее в «Автобиографии» Ухтомский напишет: «Кандидатская диссертация поставила настоятельно на очередь ближайшее изучение физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии поведения». Чтобы продолжить образование, Ухтомский решает поступить в Санкт-Петербургский университет: в Санкт-Петербург переехал И.П. Долбня, избранный профессором Горного института.

Сначала Алексей Алексеевич, как выпускник Духовной академии, поступил на восточный факультет, но в 1900 году он перевелся на отделение естественных наук физико-математического факультета университета.

В 1902 году Ухтомский начал заниматься научными исследованиями в физиологической лаборатории академика Ф.В. Овсянникова, но вскоре перешел на кафедру физиологии университета к профессору Н.Е. Введенскому.

Уже через год была опубликована его первая работа – «О влиянии анемии на нервно-мышечный аппарат», на немецком языке. По решению Ученого совета университета А.А. был награжден за нее премией в память I съезда русских естествоиспытателей и врачей.

После окончания университета в 1906 году с дипломом первой степени А.А. Ухтомский был зачислен туда же на работу. Был лаборантом, а затем прозектором на кафедре физиологии. По совместительству преподавал в ряде учебных заведений Санкт-Петербурга.

В 1909 году Н.Е. Введенский и А.А. Ухтомский опубликовали статью «Рефлексы антагонистических мышц при электрическом раздражении чувствующего нерва», в которой обосновали динамическую схему реципрокных отношений в центральной нервной системе.

В 1911 году Алексей Алексеевич защитил диссертацию «О зависимости кортикальных двигательных эффектов от побочных центральных влияний» на степень магистра зоологии.

«В этой работе, – писал Ухтомский в своей «Автобиографии», – изучалось явление, остановившее на себе внимание автора еще в 1904 году, а именно: торможение кортикальных эффектов локомоции в моменты подготовки и развертывания вегетативных актов.

Плодом изучения этих явлений в свете учения Шеррингтона об общем пути и теории торможения по Н.Е. Введенскому были первые зачатки учения о доминанте, развитого потом в 1921 году и в последующие годы».

В 1912 году У. получил звание приват-доцента и начал чтение лекций в университете.

В 1920 году, будучи уже профессором, назначен заведующим физиологической лабораторией Петергофского естественнонаучного института. Тогда же А.А. был избран в Петроградский совет рабочих и красноармейских депутатов.

В 1922 году ушел из жизни Н.Е. Введенский, и в 1923 году У. был утвержден профессором кафедры физиологии человека и животных университета, сменив на посту своего любимого учителя. А.А. писал в эти дни: «Я со своей стороны не сомневаюсь, что имя Н.Е. Введенского будет все популярнее, по мере того как его ученики и продолжатели покажут на наглядных открытиях плодотворность перспектив, которые он дал науке».

В 1923-1927 гг. Ухтомским и его учениками было опубликовано несколько работ с результатами экспериментальных исследований принципа доминанты и серия статей теоретического характера.

В 1923 году А.А. сделал первый доклад о своем открытии – «Доминанта как рабочий принцип нервных центров», «по поводу работ, выполненных со студентами летом 1922 г.».

В одноименной статье А.А. Ухтомский, анализируя роль доминанты в предметном мышлении и подчеркивая, что «в высших этажах и в коре полушарий» этот принцип «является физиологической основой акта внимания и предметного мышления», писал, что «на этот раз» он намеренно не будет «касаться вопроса о том, как изложенное здесь относится к превосходным страницам И.М. Сеченова», «высказывавшегося о предметном мышлении с физиологической стороны» (1892, 1894), «или какое место принцип доминанты занимает в терминах учения об условных рефлексах».

В статье «Доминанта и интегральный образ» (1924) А.А. пояснял так же: «Без сомнения, намеки на принцип доминанты могут быть найдены в работах В.М. Бехтерева. Я нахожу их во множестве у Фрейда. Наконец, они есть еще у Канта».

Отвечая на вопрос о названии открытого им феномена, У. говорил, что употребляет этот термин «в смысле Авенариуса: 'В конкуренции зависимых жизненных рядов один из них приходится рассматривать как доминанту для данного момента, в направлении которой определяется тогда общее поведение индивидуума’» (Р. Авенариус, «Критика чистого опыта»).

«Под именем «доминанты» моими сотрудниками понимается более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости [нервных] центров, чем бы он ни был вызван, причем вновь приходящие в центры возбуждения служат усилению (подтверждению) возбуждения в очаге, тогда как в прочей центральной нервной системе широко разлиты явления торможения.

…удивительный аппарат, представляющий собой множество переменных калейдоскопически сменяющихся органов предупредительного восприятия, предвкушения и проектирования среды, и есть головной мозг. Процесс же смены действующих органов достигается посредством образования доминанты и торможением прочего мозгового поля.

…за каждой естественной доминантой кроется возбуждение целого созвездия (констелляции) центров».

В 1927 году была издана монография «Учение о парабиозе», показывающая «органическую связь доминанты с основными установками Н.Е. Введенского и его учении о парабиозе».

Понятие о доминанте, а также учение об усвоении ритма, согласно которому режим работы органа соответствует ритму внешних раздражений, позволили У. по-новому подойти к пониманию природы утомления. В 1924 году А.А. организовал подготовку студентов по новой специальности – физиологии труда и несколько исследовательских лабораторий на заводах и фабриках Ленинграда. Начал читать курс лекций «Физиология двигательного аппарата».

В январе 1932 года за исследования в области нейрофизиологии А.А. Ухтомский был награжден премией им. В.И. Ленина, а осенью того же года избран членом-корреспондентом АН СССР.

В 1935 году Алексей Алексеевич был избран академиком АН СССР. В августе этого года У. принял активное участие в работе XV Международного конгресса физиологов в Москве-Ленинграде. Тема доклада на Конгрессе – «Физиологическая лабильность и акт торможения» – отразила главное направление последних исследований А.А., выяснение факторов лабильности и значение физиологического интервала. Полученные результаты помогли уточнить и дополнить представления о сути и значении для организма принципа доминанты.

В 1941 году смертельно больной Ухтомский остался в блокадном Ленинграде. Не подавая вида о мучительной боли, мужественный ученый участвовал в эвакуации студентов, в обустройстве быта тех, кто остался, в организации работы коллег на нужды обороны, руководил актуальными для военного времени исследованиями по травматическому шоку, продолжал занятия со студентами и выступления с лекциями.

Алексей Алексеевич ушел из жизни 31 августа 1942 года, не успев прочитать подготовленный за неделю до смерти доклад «Система рефлексов в восходящем ряду». Похоронен на Литераторских мостках. На доме, где с 1906 по 1942 гг. жил Ухтомский (16-я линия Васильевского острова, дом 29), установлена мемориальная доска. Имя академика А.А. Ухтомского носит Физиологический научно-исследовательский институт Санкт-Петербургского государственного университета, созданный по инициативе А.А. в середине 1930-х гг.

Пожалуй, особенность классической школы русской нейрофизиологии «от Сеченова до Ухтомского» – ее прямая направленность на практику повседневной жизни людей. Строго научные по содержанию, поясняющие неизвестные моменты деятельности нервной системы, без учета и понимания которых сложно ожидать адекватного поведения человека среди людей, работы этих замечательных ученых просты и доступны по форме изложения материала.

Вот, например, характеристика Ухтомским главных задач психоанализа З. Фрейда.

«Предмет исканий автора – физиологическая подпочва того клинического опыта о человеческой природе, который открывается психоаналитическим методом. Это очередная и горячая тема наших дней.

Ибо психоанализ, как терапевтический метод и как мировоззрение, вскрывает в человеке и в его поведении работу, с одной стороны, физиологических, с другой – социальных сил, и выразить психоаналитический материал в терминах физиологии, значило бы заполнить живой тканью тот провал, который существует между социологией и физиологией и который одинаково беспокоит и социологов, и физиологов.

…Наука ведь ничего не выдумывает, она берет и использует то, что уже есть и движется до неё…

Удачи, радости, недоразумения и роковые несчастия жизни зависят от того, насколько мы проникаем в скрытые мотивы (двигатели) поведения наших друзей и врагов и насколько мы овладеваем этими мотивами, чтобы предопределить поведение встречаемых людей в ожидаемом направлении.

…психоанализ вскрывает также роковое действие запретов, могущественных ‘табу’, ради которых человеческая индивидуальность забывает о самосохранении, ломает жизнь, обнаруживает готовность погибнуть. За этими запретами кроются великие социальные влечения. И когда перед нами стоит насущная практическая задача обыденности – предвидеть и детерминировать поведение окружающих, мы вполне целесообразно стремимся проникнуть в особенности, в то, каковы социальные влечения и соответствующие запреты данных лиц. Будут ли эти социальные влечения сведены на термины и закономерности физиологии?

…Динамическая, функциональная психиатрия, в лице психоаналитического метода, подает руку динамическому направлению физиологии нервной системы. Они найдут общий путь и язык!» (1927)

С первой публикации серии работ, посвященных разным аспектам доминанты, Ухтомский показывал, как проявляется этот физиологический принцип в психике человека. «В высшей психической жизни инертность господствующего возбуждения, т.е. доминанта переживаемого момента, может служить источником «предубеждения», «навязчивых образов», «галлюцинаций», но она же дает ученому то маховое колесо, «руководящую идею», «основную гипотезу», которые избавляют мысль от толчков и пестроты и содействуют сцеплению фактов в единый опыт» («Доминанта как рабочий принцип нервных центров», 1923).

У. установил, что кортикальные доминанты выполняют две функции. Во-первых, они являются источником нового опыта, что позволяет организму полнее узнать окружающую среду и адекватней к ней приспособиться, но, во-вторых, они же могут быть консервативным фактором, поддерживающим старые стереотипы восприятия, что затрудняет адаптацию.

Выступая с докладом «Доминанта как фактор поведения» (1927) на заседании студенческого биологического кружка Ленинградского университета, Алексей Алексеевич предупреждал: «…человеческая индивидуальность, если ее счастливым образом не поправит жизненное потрясение или встреченное другое человеческое лицо, склонна впадать в весьма опасный круг – по своему поведению и своим доминантам строить себе абстрактную теорию, чтобы оправдать и подкрепить ею свои же доминанты и поведение».

Как избежать такой опасности или смягчить ее? Необходимо понять объективные данные о закономерностях деятельности нервной системы и считаться с ними: «Чтобы овладеть человеческим опытом, чтобы овладеть самим собою и другими, чтобы направить в определенное русло поведение и саму интимную жизнь людей, надо овладеть физиологическими доминантами в себе самих и окружающих» («Доминанта и интегральный образ», 1924).

В 1925 году А.А. Ухтомский прочитал доклад для сотрудников Петергофского естественнонаучного института. Темой доклада (в архиве А.А. сохранились его тезисы) было целостное восприятие кортикальными доминантами человека интервалов времени и пространства (хронотопа), имеющее важное приспособительное значение. Роль хронотопа в поведении У. пояснял в последующих работах о доминанте.

«Пережитая доминанта не аннулируется, а тормозится до поры до времени.

…однажды возникшая связь k [«случайного коркового раздражителя»] и доминанты сохраняется, держится по следу, чтобы по миновании торможения заявить о себе вновь.

…ни одного сложного механизма жизни мы не научимся понимать до полной прозрачности, пока не научимся учитывать влияние следов в «истории системы», т. е. пока не примем время как самостоятельный фактор» («О состоянии возбуждения в доминанте», 1926).

«Центры высших этажей – дальнозоркие центры, связанные с рецепторами на расстоянии, с глазами, с ушами; они, прежде всего, как выражается Шеррингтон, – «предметные рецепторы», намечающие для поведения организма предмет в среде с тем, чтобы организм реагировал на него задолго до контактного соприкосновения с ним.

В этом отличие церебральных рецепторов от спинальных, которые реагируют только на непосредственное соприкосновение, как наша кожа… В этом заключается то, что мы называем ориентирующим значением высших центров».

«Трагизм человека в том, что у него нет никакого портативного, удобного и сподручного «критерия истины», кроме реальной проверки своих ожиданий в прямом столкновении с конкретной действительностью.

Каждый из нас с вами в своих исканиях – всегда носитель проб, проектов, попыток, ожиданий, более или менее далеко уходящих в пространство времени, но всегда мы остаемся при этом в положении экспериментатора, пробующего, так ли это в действительности, как он проектировал.

Может быть, вы усмотрите трагизм именно в том, что подлинный в своей показательности критерий истины приходит слишком поздно, тогда, когда мы чувствуем уже на своей коже, в самый последний момент, ошибочность первоначального пути: то, что мы из дали принимали за плачущего ребенка, оказывается вблизи тоскующим крокодилом…

Наша организация принципиально рассчитана на постоянное движение, на динамику, на постоянные пробы и построение проектов, а также на постоянную проверку, разочарования и ошибки.

И с этой точки зрения можно сказать, что ошибка составляет вполне нормальное место именно в высшей нервной деятельности: ‘волков бояться, в лес не ходить’» («Доминанта как фактор поведения»).

На докладе Ухтомского в 1925 году присутствовал один из крупнейших российских литературоведов, культурологов и философов Михаил Михайлович Бахтин. М.М. считал это событие очень важным для себя. Исследователи его творчества отмечают, что «…идея ‘второго рождения’ человека в социуме ближайшим образом связана с концепцией «хронотопа», выдвинутой А.А. Ухтомским в сфере биологии и физиологии, а Бахтиным, перенесенной в сферу ‘исторической поэтики’».

С хронотопом Бахтин связывал и возможность абстрактного мышления у человека:

«…Каковы бы ни были эти смыслы, чтобы войти в наш опыт (притом социальный опыт), они должны принять какое-либо временно-пространственное выражение, то есть принять знаковую форму, слышимую и видимую нами (иероглиф, математическую формулу, словесно-языковое выражение, рисунок и др.). Без такого временно-пространственного выражения невозможно даже самое абстрактное мышление. Следовательно, всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов».

Алексей Алексеевич отмечал, что «…высшие этажи, эти наиболее дальнозоркие и наиболее ориентирующие нас в хронотопе органы, предвидят предстоящую реальность задолго, у больших людей они могут предвидеть в истории за сотни лет, ибо хронотоп гения чрезвычайно обширен, и именно гениальные деятели в своем индивидуальном поведении для себя чаще всего идут по пути наибольшего сопротивления, для того, впрочем, чтобы достичь намеченного предмета наилучшим способом и открыть другим это достижение с наименьшей затратой сил».

В то же время, поскольку «у более сильных из нас глубина хронотопа может быть чрезвычайно обширной, районы проектирования во времени чрезвычайно длинными», можно понять, «как велики могут быть именно у большого человека ошибки».

Выступая в августе 1935 года на пленарном заседании XV Международного конгресса физиологов в Москве с докладом «Физиологическая лабильность и акт торможения», А.А. Ухтомский говорил:

«Доминанта – та конкретная форма причинности, которая навязывается нам в жизни [нервных] центров в особенности. События подготовляются задолго. До некоторых сроков еще можно изменить их ход. Но с известного срока назревшие события катятся затем с неизбежностью горной лавины! Тогда все, чем пробуют их задержать, дает им лишь дальнейший импульс. Итак, пока не поздно, пока не прошли сроки и пока еще можно предотвратить назревающее, сделаем то, что в нашей власти.

В эти дни, когда в воздухе опять носятся тревожные тени и события готовы дозреть до сроков, при которых их нельзя уже будет потом остановить, международное единение ученых должно напрячь все силы, дабы оградить народы от бедствий и стать залогом международного мира».

Создается впечатление, что в этих словах видна как глубина хронотопа самого Алексея Алексеевича, так и большая его ошибка – переоценка способностей «проектирования во времени» у его коллег и государственных деятелей...

Вопрос построения «качественных» человеческих отношений – главный вопрос для Ухтомского-человека; именно за ответом на этот вопрос А.А. и пришел работать в физиологию. Ответы на этот вопрос У. давал себе в своих записных книжках, в письмах, в «записях на полях» книг.

«Необходимо развить и продолжить эмпиризм и физиологизм в учении о путях и нормах человеческого познания и благоволения при свете современных данных физиологии, психоанализа и гносеологии. В частности, в русской литературе драгоценный пионер на этом пути дан в лице Ф.М. Достоевского.

…И уже в том сумраке и сумятице борющихся идей и лиц, которые выявляются у Достоевского, выступают контуры трех закономерностей: закона доминанты, закона заслуженного собеседника, закона милосердия».

«В конце концов, это [повесть «Двойник» Ф.М. Достоевского] философско-психиатрический трактат о солипсизме и самоутверждении… [герой] захвачен ‘эпидемией’ самоутверждения, с роковой неспособностью видеть равное с собою бытие в мире и в своем соседе.

Отсюда именно приоткрылся мне закон заслуженного собеседника, как один из самых постоянных и самых неизбежных сопроводителей человека на всех путях его.

Солипсисту заслуженный собеседник – это он сам, от которого некуда скрыться. Простому и открытому человеку собеседник – всякий встречный человек и всякое встречное бытие, которые открываются по содержанию именно такими, какими их себе человек заслужил: доброму – добрые, злому – злые, любящему – любящие. Именно здесь человек оказывается сам по себе мощной воспитывающей силой и для других, и для самого себя».

«Знаете ли, что, может быть, труднее всего для человека освободиться от Двойника. …И только с этого момента, когда преодолен будет Двойник, открывается свободный путь к собеседнику!».

А вот как эти мысли звучат в упомянутом выше докладе «Доминанта как фактор поведения»: «…уметь конкретно подойти к каждому отдельному человеку, уметь войти в его скорлупу, зажить его жизнью, понять его точки отправления, которые его определяют, понять его доминанты, встать на его точку зрения – вот задача.

…Только там, где ставится доминанта на лицо другого как на самое дорогое для человека, впервые преодолевается проклятие индивидуалистического отношения к жизни, индивидуалистического миропонимания, индивидуалистической науки.

Ибо только в меру того, как каждый из нас преодолевает самого себя и свой индивидуализм, самоупор на себя, ему открывается лицо другого. И с этого момента, как открывается лицо другого, сам человек впервые заслуживает, чтобы о нем заговорили как о лице».

Алексей Алексеевич активно вводил в учебный процесс подготовки специалистов новые спецкурсы, «из первых рук» знакомил студентов и сотрудников с результатами последних научных открытий, участвовал в создании новых научно-исследовательских институтов и лабораторий. Практически все печатные работы А.А. можно использовать и в качестве ретроспективных обзоров литературы по теме публикации. У. не только сам блестяще владел материалом, он очень уважительно относился к работе коллег, будь то студенты, или ученые с мировым именем.

Ухтомский придавал огромное значение влиянию открытий в области естественных наук на мировоззрение человека. В его конспектах есть запись: «Мы привыкли думать, что физиология – это одна из специальных наук, нужных для врача и ненужных для выработки миросозерцания. Но это неверно. Теперь надо понять, что разделение «души» и «тела» имеет лишь исторические основания, что дело «души» – выработка миросозерцания – не может обойтись без знания «тела» и что физиологию надлежит положить в руководящие основания при изучении законов жизни (в обширном смысле)».

А.А. Ухтомский – автор нескольких важных работ по истории науки, например, монографии «15 лет советской физиологии», обзора «XV Международный конгресс физиологов», очерка «Из истории учения о нервном торможении», статей, посвященных И.П. Павлову и Н.Е. Введенскому.

Учение о доминанте находит применение в медицине, психологии и педагогике, оно стало целым направлением в российской философской антропологии, к нему обращаются в психологически ориентированном литературоведении. Большой интерес представляют религиозно-нравственный, культурологический и искусствоведческий аспекты этого учения.

«Опережая свое время, – писал академик П.В. Симонов, – Ухтомский во многом предвосхитил открытия гуманистической психологии 60-х годов, представленной, в первую очередь, трудами Э. Фромма. Впрочем, философское и психологическое наследие Ухтомского заслуживает освоения и дальнейшей разработки не в меньшей мере, чем его достижения в области физиологии мозга. Творческое развитие учения Ухтомского – наш долг перед отечественной и мировой наукой».

И.Н. Клятис.

Список работ А.А. Ухтомского из фондов БЕН РАН:

1. Ухтомский А.А. О зависимости кортикальных двигательных эффектов от побочных центральных влияний: [магистер. дис.]. – Юрьев, 1911. – 239 с.

2. Ухтомский А.А. К пятнадцатилетию советской физиологии. – Л.; М.: Госмедиздат, 1933. – 97 с.

3. Ухтомский А.А. 15 лет советской физиологии. – М.: Медгиз, 1933. – 97 с.

4. Ухтомский А.А. XV Международный конгресс физиологов. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. – 72 с.

5. Ухтомский А.А. Физиология двигательного аппарата: учеб. пособие. – Л.: Практ. медицина, 1927. – Вып. 1. – 168 с.

6. Ухтомский А.А., Васильев [Л.Л.], Виноградов [М.И]. Учение о парабиозе. – М.: Комакадемия, 1927. – 170 с.

Использованная литература:

1. Батуев А.С. Ухтомский Алексей Алексеевич // БСЭ. – 3-е изд. – 1977. – Т. 27. – Стб. 435–436.

2. Волошинов В.Н. Фрейдизм. – М.: Лабиринт, 1993. – С. 23; 113. – (Сер. Бахтин под маской: Маска первая).

3. Голиков Н.В. Научное творчество А.А. Ухтомского и его значение для современной физиологии и смежных дисциплин // Ухтомский А.А. Избранные труды. – Л., 1978. – С. 319–344.

4. Из архива А.А. Ухтомского // Природа. – 1975. – № 9. – С. 30–32.

5. Каликанов С.В. Философское содержание учения А. А. Ухтомского о доминанте // Вестн. МГУ. – Сер. 7: Философия. – 2003. – № 1. – С. 30–43.

6. Меркулов В.Л. О влиянии Ф.М. Достоевского на творческие искания А.А. Ухтомского // Вопр. философии. – 1971. – № 11. – С. 116–121.

7. Меркулов В. Л. Счастье искателя истины // Природа. – 1975. – № 9. – С. 18–29.

8. Новиков В.В. Первые отечественные психологи: П.Ф. Лилиенталь, Л.Ф. Гумплович, В.М. Бехтерев, А.А. Ухтомский, П.А. Сорокин и др. // Новиков В.В. Социальная психология: учеб. изд. – М., 2002. – Гл. 3.2.

9. Перепель И.А. Психоанализ и физиологическая теория поведения: наброски к физиол. анализу неврозов. – Л., 1928. – С. 15–16.

10. Симонов П.В. Ухтомский и природа человеческого «Я» // Журн. высш. нервн. деятельности. – 1991. – Т. 41, вып. 1. – С. 3–8.

11. Ухтомский А.А. Автобиография // Ухтомский А.А. Избранные труды. – Л., 1978. – С. 314–316.

12. Ухтомский А.А. Запись на полях поэмы А.А. Блока «Возмездие» // Природа. – 1975. – № 9. – С. 34–35.

13. Ухтомский А.А. Об инстинктах // Журн. высш. нервн. деятельности. – 1994. – Т. 44, вып. 4–5. – С. 873–885.

14. Ухтомский А.А. Письма // Пути в незнаемое. – М., 1973. – Сб. 10. – С. 381–435.

15. Ухтомский А.А. Предисловие // Перепель И.А. Психоанализ и физиологическая теория поведения: наброски к физиол. анализу неврозов. – Л., 1928. – С. 3–9.

16. Ухтомский Алексей Алексеевич // Биологи / Т.П. Бабий, Л.Л. Коханова, Г.Г. Костюк и др.: биограф. справ. – Киев, 1984. – С. 644.

17. Хализев В. Нравственная философия Ухтомского // Новый мир. – 1998. – № 2. – С. 222-230. – Рец. на кн.: Ухтомский А.А. Интуиция совести: Письма. Записные книжки. Заметки на полях. – СПб.: Петербург. писатель, 1996. – 526 с.

18. Ярошевский М.Г. Социально-философские проблемы науки и человека: (к 100-летию со дня рождения А.А. Ухтомского) // Вопр. философии. – 1975. – № 5. – С. 119–132.